И встали они и пошли на север

И шли долго, пока не пришли на место!

И случилось то что должно было случится!

И немногие вернулись!

И было это летом в кабаке на берегу моря!

Плыли они на Юг!
Плыли долго!
И встретили Других!
Были Другие другими!
И началась битва!
и уцелели все!
и никто не вернулся обратно!
Ушли они вместе за край мира!
Познали Тайны Мироздания!
И сошли с ума!

И было Слово!
И за ним стало Дело!
И получился Результат!
И пришел Он!
И сказал:
Хреново вы заказ выполнили!

Снесла курочка яичко.Не простое а золотое!
И поняла она что жизни на этой планете не будет.

Добро было черным зубастым и когтистым,а зло наоборот пушистым и белым. Почему так никто не знает. Но люди обращали внимание только на симпатичное зло, забирали его к себе домой ухаживали, кормили поили и оно множилось, заполонив всю местность. Добро же наоборот травили почем зря облавы устраивавли изводили всячески.И вот последнее добро, которое умудрилось схорониться в самом глухом уголке, наткнулось на еще не созревшее и не оформившееся зло. Увидело и очень удивилось!Зло ведь а такое симпатичное, а потом посмотрело на свое отражение в воде и подумала: «Зачем мне это все?Всех сородичей перебили, да и не поймут они никогда, что есть что!». И пошло убиваться. И не поулчилось никак!Ни со скалы упасть, ни потонуть, ни отравиться. Пошло тогда добро к людям. Люди увидели последнее чудовище (как они считали) и давай его стрелять корлоть резать. А добро и не сопротивлялось и не защищалось, а не берет его ни нож ни пуля ни огонь ни кислота!Решили тгда люди взорвать!Обложили взрывчаткой поставили детонаторы, сами спрятались и кааак рванули!Дереывья вывернуло, зекмлю сострясло, дырища образовалась огроменная!А добро как стояло так и стоит. Взяли тогда люди добро и решили пусть оно им по хозяйству помгаент!. Думали изморят работой оно и умрет. Ан нет!Работает добро, хорошо работает не придерешься!Качественно, быстро и не просит ничего!Стали они понемногу подкармливать да ухаживать за ним!а затем зло обиделось, что ему мало перепадает внимания и ласки и стало потихоньку творить пакости,а люди увидев это стали травить зло и все пошло своим череом.

- Отвали.
- ?..
- Я же сказал, отвали. Не мешай смотреть.
- А на что это ты смотришь?
- Вот идиот, Господи... Ну, на солнце.
Шестипалый поднял взгляд от черной поверхности почвы, усыпанной едой, опилками и измельченным торфом, и щурясь уставился вверх.
- Да... Живем, живем - а зачем? Тайна веков. И разве постиг кто-нибудь тонкую нитевидную сущность светил?
Незнакомец повернул голову и посмотрел на него с брезгливым любопытством.
- Шестипалый, - немедленно представился Шестипалый.
- Я Затворник, - ответил незнакомец. - Это у вас так в социуме говорят? Про тонкую нитевидную сущность?
- Уже не у нас, - ответил Шестипалый и вдруг присвистнул. - Вот это да!
- Чего? - подозрительно спросил Затворник.
- Вон, гляди! Новое появилось!
- Ну и что?
- В центре мира так никогда не бывает. Чтобы сразу три светила.
Затворник снисходительно хмыкнул.
- А я в свое время сразу одиннадцать видел. Одно в зените и по пять на каждом эпицикле. Правда, это не здесь было.
- А где? - спросил Шестипалый.
Затворник промолчал. Отвернувшись, он отошел в сторону, ногой отколупнул от земли кусок еды и стал есть. Дул слабый теплый ветер, два солнца отражались в серо-зеленых плоскостях далекого горизонта, и в этой картине было столько покоя и печали, что задумавшийся Затворник, снова заметив перед собой Шестипалого, даже вздрогнул.
- Снова ты. Ну, чего тебе надо?
- Так. Поговорить хочется.
- Да ведь ты не умен, я полагаю, - ответил Затворник. - Шел бы лучше в социум. А то вон куда забрел. Правда, ступай...
Он махнул рукой в направлении узкой грязно-желтой полоски, которая чуть извивалась и подрагивала, - даже не верилось, что так отсюда выглядит огромная галдящая толпа.
- Я бы пошел, - сказал Шестипалый, - только они меня прогнали.
- Да? Это почему? Политика?
Шестипалый кивнул и почесал одной ногой другую. Затворник взглянул на его ноги и покачал головой.
- Настоящие?
- А то какие же. Они мне так и сказали - у нас, можно сказать, самый решительный этап приближается, а у тебя на ногах по шесть пальцев... Нашел, говорят, время...
- Какой еще "решительный этап"?
- Не знаю. Лица у всех перекошенные, особенно у Двадцати Ближайших, а больше ничего не поймешь. Бегают, орут.
- А, - сказал Затворник, - понятно. - Он, наверно, с каждым часом все отчетливей и отчетливей? А контуры все зримей?
- Точно, - удивился Шестипалый. - А откуда ты знаешь?
- Да я их уже штук пять видел, этих решительных этапов. Только называются по-разному.
- Да ну, - сказал Шестипалый. - Он же впервые происходит.
- Еще бы. Даже интересно было бы посмотреть, как он будет во второй раз происходить. Но мы немного о разном.
Затворник тихо засмеялся, сделал несколько шагов по направлению к далекому социуму, повернулся к нему задом и стал с силой шаркать ногами так, что за его спиной вскоре повисло целое облако, состоящее из остатков еды, опилок и пыли. При этом он оглядывался, махал руками и что-то бормотал.
- Чего это ты? - с некоторым испугом спросил Шестипалый, когда Затворник, тяжело дыша, вернулся.
- Это жест, - ответил Затворник. - Такая форма искусства. Читаешь стихотворение и производишь соответствующее ему действие.
- А какое ты сейчас прочел стихотворение?
- Такое, - сказал Затворник.

Иногда я грущу,
глядя на тех, кого я покинул.
Иногда я смеюсь,
и тогда между нами
вздымается желтый туман.

- Какое ж это стихотворение, - сказал Шестипалый. - Я, слава Богу, все стихи знаю. Ну, то есть не наизусть, конечно, но все двадцать пять слышал. Такого нет, точно.
Затворник поглядел на него с недоумением, а потом, видно, понял.
- А ты хоть одно помнишь? - спросил он. - Прочти-ка.
- Сейчас. Близнецы... Близнецы... Ну, короче, мы там говорим одно, а подразумеваем другое. А потом опять говорим одно, а подразумеваем другое, но как бы наоборот. Получается очень красиво. В конце концов поднимаем глаза на стену, а там...
- Хватит, - сказал Затворник.
Наступило молчание.
- Слушай, а тебя тоже прогнали? - нарушил его Шестипалый.
- Нет. Это я их всех прогнал.
- Так разве бывает?
- По-всякому бывает, - сказал Затворник, поглядел на один из небесных объектов и добавил тоном перехода от болтовни к серьезному разговору: - Скоро темно станет.
- Да брось ты, - сказал Шестипалый, - никто не знает, когда темно станет.
- А я вот знаю. Хочешь спать спокойно - делай как я. - И Затворник принялся сгребать кучи разного валяющегося под ногами хлама, опилок и кусков торфа. Постепенно у него получилась огораживающая небольшое пустое пространство стена, довольно высокая, в его рост. Затворник отошел от законченного сооружения, с любовью поглядел на него и сказал: - Вот. Я это называю убежищем души.
- Почему? - спросил Шестипалый.
- Так. Красиво звучит. Ты себе-то будешь строить?
Шестипалый начал ковыряться. У него ничего не выходило - стена обваливалась. По правде говоря, он и не особо старался, потому что ничуть не поверил Затворнику насчет наступления тьмы, - и когда небесные огни дрогнули и стали медленно гаснуть, а со стороны социума донесся похожий на шум ветра в соломе всенародный вздох ужаса, в его сердце возникло одновременно два сильных чувства: обычный страх перед неожиданно надвинувшейся тьмой и незнакомое прежде преклонение перед кем-то знающим о мире больше, чем он.
- Так и быть, - сказал Затворник, - прыгай внутрь. Я еще построю.
- Я не умею прыгать, - тихо ответил Шестипалый.
- Тогда привет, - сказал Затворник и вдруг, изо всех сил оттолкнувшись от земли, взмыл вверх и исчез за стеной, после чего все сооружение обрушилось на него, покрыв его равномерным слоем опилок и торфа. Образовавшийся холмик некоторое время подрагивал, потом в его стене возникло маленькое отверстие - Шестипалый еще успел увидеть в нем блестящий глаз Затворника, - и наступила окончательная тьма.
Разумеется, Шестипалый, сколько себя помнил, знал все необходимое про ночь. "Это естественный процесс", - говорили одни. "Делом надо заниматься", - считали другие, и таких было большинство. Вообще, оттенков мнений было много, но происходило со всеми одно и то же: когда без всяких видимых причин свет гас, после короткой и безнадежной борьбы с судорогами страха все впадали в оцепенение, а придя в себя (когда светила опять загорались), помнили очень мало. То же самое происходило и с Шестипалым, пока он жил в социуме, а сейчас - потому, наверное, что страх перед наступившей тьмой наложился на равный ему по силе страх перед одиночеством и, следовательно, удвоился, - он не впал в обычную спасительную кому. Вот уже стих далекий народный стон, а он все сидел съежась возле холмика и тихо плакал. Видно вокруг ничего не было, и, когда в темноте раздался голос Затворника, Шестипалый от испуга нагадил прямо под себя.
- Слушай, кончай долбить, - сказал Затворник, - спать мешаешь.
- Я не могу, - тихо отозвался Шестипалый. - Это сердце. Ты б со мной поговорил, а?
- О чем? - спросил Затворник.
- О чем хочешь, только подольше.
- Давай о природе страха?
- Ой, не надо! - запищал Шестипалый.
- Тихо ты! - прошипел Затворник. - Сейчас сюда все крысы сбегутся.
- Какие крысы? Что это? - холодея спросил Шестипалый.
- Это существа ночи. Хотя на самом деле и дня тоже.
- Не повезло мне в жизни, - прошептал Шестипалый. - Было б у меня пальцев сколько положено, спал бы сейчас со всеми. Господи, страх-то какой... Крысы...
- Слушай, - заговорил Затворник, - вот ты все повторяешь - Господи, Господи... у вас там что, в Бога верят?
- Черт его знает. Что-то такое есть, это точно. А что - никому не известно. Вот, например, почему темно становится? Хотя, конечно, можно и естественными причинами объяснить. А если про Бога думать, то ничего в жизни и не сделаешь...
- А что, интересно, можно сделать в жизни? - спросил Затворник.
- Как что? Чего глупые вопросы задавать - будто сам не знаешь. Каждый как может лезет к кормушке. Закон жизни.
- Понятно. А зачем тогда все это?
- Что "это"?
- Ну, вселенная, небо, земля, светила - вообще все.
- Как зачем? Так уж мир устроен.
- А как он устроен? - с интересом спросил Затворник.
- Так и устроен. Движемся в пространстве и во времени. Согласно законам жизни.
- А куда?
- Откуда я знаю. Тайна веков. От тебя, знаешь, свихнуться можно.
- Это от тебя свихнуться можно. О чем ни заговори, у тебя все или закон жизни, или тайна веков.
- Не нравится, так не говори, - обиженно сказал Шестипалый.
- Да я и не говорил бы. Это ж тебе в темноте молчать страшно.
Шестипалый как-то совершенно забыл об этом. Прислушавшись к своим ощущениям, он вдруг заметил, что не испытывает никакого страха. Это его до такой степени напугало, что он вскочил на ноги и кинулся куда-то вслепую, пока со всего разгона не треснулся головой о невидимую в темноте Стену Мира.
Издалека послышался скрипучий хохот Затворника, и Шестипалый, осторожно переставляя ноги, побрел навстречу этим единственным во всеобщей тьме и безмолвии звукам. Добравшись до холмика, под которым сидел Затворник, он молча улегся рядом и, стараясь не обращать внимания на холод, попытался уснуть. Момента, когда это получилось, он даже не заметил.

2

- Сегодня мы с тобой полезем за Стену Мира, понял? - сказал Затворник.
Шестипалый как раз подбегал к убежищу души. Сама постройка выходила у него уже почти так же, как у Затворника, а вот прыжок удавался только после длинного разбега, и сейчас он тренировался. Смысл сказанного дошел до него именно тогда, когда надо было прыгать, и в результате он врезался в хлипкое сооружение так, что торф и опилки, вместо того чтобы покрыть все его тело ровным мягким слоем, превратились в наваленную над головой кучу, а ноги потеряли опору и бессильно повисли в пустоте. Затворник помог ему выбраться и повторил:
- Сегодня мы отправимся за Стену Мира.
За последние дни Шестипалый наслушался от него такого, что в душе у него все время поскрипывало и ухало, а былая жизнь в социуме казалась трогательной фантазией (а может, пошлым кошмаром - точно он еще не решил), но это уж было слишком.
Затворник между тем продолжал:
- Решительный этап наступает после каждых семидесяти затмений. А вчера было шестьдесят девятое. Миром правят числа.
И он указал на длинную цепь соломинок, торчащих из почвы возле самой Стены Мира.
- Да как же можно лезть за Стену Мира, если это - Стена Мира? Ведь в самом названии... За ней ведь нет ничего...
Шестипалый был до того ошарашен, что даже не обратил внимания на темные мистические объяснения Затворника, от которых у него иначе обязательно испортилось бы настроение.
- Ну и что, - ответил Затворник, - что нет ничего. Нас это должно только радовать.
- А что мы там будем делать?
- Жить.
- А чем нам тут плохо?
- А тем, дурак, что этого "тут" скоро не будет.
- А что будет?
- Вот останься, узнаешь тогда. Ничего не будет.
Шестипалый почувствовал, что полностью потерял уверенность в происходящем.
- Почему ты меня все время пугаешь?
- Да не ной ты, - пробормотал Затворник, озабоченно вглядываясь в какую-то точку на небе. - За Стеной Мира совсем не плохо. По мне, так гораздо лучше, чем здесь.
Он подошел к остаткам выстроенного Шестипалым убежища души и стал ногами раскидывать их по сторонам.
- Зачем это ты? - спросил Шестипалый.
- Перед тем как покинуть какой-либо мир, надо обобщить опыт своего пребывания в нем, а затем уничтожить все свои следы. Это традиция.
- А кто ее придумал?
- Какая разница. Ну, я. Больше тут, видишь ли, некому. Вот так...
Затворник оглядел результат своего труда - на месте развалившейся постройки теперь было идеально ровное место, ничем не отличающееся от поверхности остальной пустыни.
- Все, - сказал он, - следы я уничтожил. - Теперь надо опыт обобщить. Твоя очередь. Залазь на эту кочку и рассказывай.
Шестипалый почувствовал, что его перехитрили, оставив ему самую тяжелую и, главное, непонятную часть работы. Но после случая с затмением он решил слушаться Затворника. Пожав плечами и оглядевшись - не забрел ли сюда кто из социума, - он залез на кочку.
- Что рассказывать?
- Все, что знаешь о мире.
- Долго ж мы здесь проторчим, - свистнул Шестипалый.
- Не думаю, - сухо отозвался Затворник.
- Значит, так. Наш мир... Ну и идиотский у тебя ритуал...
- Не отвлекайся.
- Наш мир представляет собой правильный восьмиугольник, равномерно и прямолинейно движущийся в пространстве. Здесь мы готовимся к решительному этапу, венцу наших счастливых жизней. Это официальная формулировка, во всяком случае. По периметру мира проходит так называемая Стена Мира, объективно возникшая в результате действия законов жизни. В центре мира находится двухъярусная кормушка-поилка, вокруг которой издавна существует наша цивилизация. Положение члена социума относительно кормушки-поилки определяется его общественной значимостью и заслугами...
- Вот этого я раньше не слышал, - перебил Затворник. - Что это такое - заслуги? И общественная значимость?
- Ну... Как сказать... Это когда кто-то попадает к самой кормушке-поилке.
- А кто к ней попадает?
- Я же говорю: тот, у кого большие заслуги. Или общественная значимость. У меня, например, раньше были так себе заслуги, а теперь вообще никаких. Да ты что, народную модель вселенной не знаешь?
- Не знаю, - сказал Затворник.
- Да ты что?.. А как же ты к решительному этапу готовился?
- Потом расскажу. Давай дальше.
- А уже почти все. Чего там еще-то... За областью социума находится великая пустыня, а кончается все Стеной Мира. Возле нее ютятся отщепенцы вроде нас.
- Понятно. А бревно откуда взялось? В смысле, все остальные?
- Ну ты даешь... Это тебе даже Двадцать Ближайших не скажут. Тайна веков.
- Н-ну, хорошо. А что такое тайна веков?
- Закон жизни, - ответил Шестипалый, стараясь говорить мягко. Ему что-то не нравилось в интонациях Затворника.
- Ладно. А что такое закон жизни?
- Это тайна веков.
- Тайна веков? - переспросил Затворник странно тонким голосом и стал медленно подходить к Шестипалому по дуге.
- Ты чего? Кончай! - испугался Шестипалый. - Это же твой ритуал!
Но Затворник и сам уже взял себя в руки.
- Ладно, - сказал он, - все ясно. Слезай.
Шестипалый слез с кочки, и Затворник с сосредоточенным и серьезным видом забрался на его место. Некоторое время он молчал, словно прислушиваясь к чему-то, а потом поднял голову и заговорил.
- Я пришел сюда из другого мира, - сказал он, - в дни, когда ты был еще совсем мал. А в тот, другой, мир я пришел из третьего, и так далее. Всего я был в пяти мирах. Они такие же, как этот, и практически ничем не отличаются друг от друга. А вселенная, где мы находимся, представляет собой огромное замкнутое пространство. На языке богов она называется "Бройлерный комбинат имени Луначарского", но что это означает, неизвестно.
- Ты знаешь язык богов? - изумленно спросил Шестипалый.
- Немного. Не перебивай. Всего во вселенной есть семьдесят миров. В одном из них мы сейчас находимся. Эти миры прикреплены к безмерной черной ленте, которая медленно движется по кругу. А над ней, на поверхности неба, находятся сотни одинаковых светил. Так что это не они плывут над нами, а мы проплываем под ними. Попробуй представить себе это.
Шестипалый закрыл глаза. На его лице изобразилось напряжение.
- Нет, не могу, - наконец сказал он.
- Ладно, - сказал Затворник, - слушай дальше. Все семьдесят миров, которые есть во вселенной, называются Цепью Миров. Во всяком случае, их вполне можно так назвать. В каждом из них есть жизнь, но она не существует там постоянно, а циклически возникает и исчезает. Решительный этап происходит в центре вселенной, через который по очереди проходят все миры. На языке богов он называется Цехом номер один. Наш мир как раз находится в его преддверии. Когда завершается решительный этап и обновленный мир выходит с другой стороны Цеха номер один, все начинается сначала. Возникает жизнь, проходит цикл и через положенный срок опять ввергается в Цех номер один.
- Откуда ты все это знаешь? - тихим голосом спросил Шестипалый.
- Я много путешествовал, - сказал Затворник, - и по крупицам собирал тайные знания. В одном мире было известно одно, в другом - другое.
- Может быть, ты знаешь, откуда мы беремся?
- Знаю. А что про это говорят в вашем мире?
- Что это объективная данность. Закон жизни такой.
- Понятно. Ты спрашиваешь про одну из величайших тайн мироздания, и я даже не знаю, можно ли тебе ее доверить. Но поскольку, кроме тебя, все равно некому, я, пожалуй, скажу. Мы появляемся на свет из белых шаров. На самом деле они не совсем шары, а несколько вытянуты, и один конец у них уже другого, но сейчас это не важно.
- Шары. Белые шары, - повторил Шестипалый и, как стоял, повалился на землю. Груз узнанного навалился на него физической тяжестью, и на секунду ему показалось, что он умрет. Затворник подскочил к нему и изо всех сил начал трясти. Постепенно к Шестипалому вернулась ясность сознания.
- Что с тобой? - испуганно спросил Затворник.
- Ой, я вспомнил. Точно. Раньше мы были белыми шарами и лежали на длинных полках. В этом месте было очень тепло и влажно. А потом мы стали изнутри ломать эти шары и... Откуда-то снизу подкатил наш мир, а потом мы уже были в нем... Но почему этого никто не помнит?
- Есть миры, в которых это помнят, - сказал Затворник. - Подумаешь, пятая и шестая перинатальные матрицы. Не так уж глубоко, и к тому же только часть истины. Но все равно - тех, кто это помнит, прячут подальше, чтобы они не мешали готовиться к решительному этапу или как он там называется. Везде по-разному. У нас, например, назывался завершением строительства, хотя никто ничего не строил.
Видимо, воспоминание о своем мире повергло Затворника в печаль. Он замолчал.
- Слушай, - спросил через некоторое время Шестипалый, - а откуда берутся эти белые шары?
Затворник одобрительно поглядел на него.
- Мне понадобилось куда больше времени, чтобы в моей душе созрел этот вопрос, - сказал он. - Но здесь все намного сложнее. В одной древней легенде говорится, что эти яйца появляются из нас, но это вполне может быть и метафорой...
- Из нас? Непонятно. Где ты это слышал?
- Да сам сочинил. Тут разве услышишь что-нибудь? - сказал Затворник с неожиданной тоской в голосе.
- Ты же сказал, что это древняя легенда.
- Правильно. Просто я ее сочинил как древнюю легенду.
- Как это? Зачем?
- Понимаешь, один древний мудрец, можно сказать - пророк (на этот раз Шестипалый догадался, о ком идет речь), сказал, что не так важно то, что сказано, как то, кем сказано. Часть смысла того, что я хотел выразить, заключается в том, что мои слова выступают в качестве древней легенды. Впрочем, где тебе понять...
Затворник глянул в небо и перебил себя:
- Все. Пора идти.
- Куда?
- В социум.
Шестипалый вытаращил глаза.
- Мы же собирались лезть через Стену Мира. Зачем нам социум?
- А ты хоть знаешь, что такое социум? - спросил Затворник. - Это и есть приспособление для перелезания через Стену Мира.

3

Шестипалый, несмотря на полное отсутствие в пустыне предметов, за которыми можно было бы спрятаться, шел почему-то крадучись, и чем ближе становился социум, тем более преступной становилась его походка. Постепенно огромная толпа, казавшаяся издали исполинским шевелящимся существом, распадалась на отдельные тела, и даже можно было разглядеть удивленные гримасы тех, кто замечал приближающихся.
- Главное, - шепотом повторял Затворник последнюю инструкцию, - веди себя наглее. Но не слишком нагло. Мы непременно должны их разозлить - но не до такой степени, чтоб нас разорвали в клочья. Короче, все время смотри, что буду делать я.
- Шестипалый приперся! - весело закричал кто-то впереди. - Здорово, сволочь! Эй, Шестипалый, кто это с тобой?
Этот бестолковый выкрик неожиданно - и совершенно непонятно почему - вызвал в Шестипалом целую волну ностальгических воспоминаний о детстве. Затворник, шедший чуть сзади, словно почувствовал это и пихнул Шестипалого в спину.
У самой границы социума народ стоял редко - тут жили в основном калеки и созерцатели, не любившие тесноты, - их нетрудно было обходить. Но чем дальше, тем плотнее стояла толпа, и уже очень скоро Затворник с Шестипалым оказались в невыносимой тесноте. Двигаться вперед было еще можно, но только переругиваясь со стоящими по бокам. А когда над головами тех, кто был впереди, показалась мелко трясущаяся крыша кормушки-поилки, уже ни шага вперед сделать было нельзя.
- Всегда поражался, - тихо сказал Шестипалому Затворник, - как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит ближе к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.
- Что ж, не нравится? - спросил сбоку чей-то голос.
- Нет, не нравится, - ответил Затворник.
- А что конкретно не нравится?
- Да все.
И Затворник широким жестом обвел толпу вокруг, величественный купол кормушки-поилки, мерцающие желтыми огнями небеса и далекую, еле видную отсюда Стену Мира.
- Понятно. И где, по-вашему, лучше?
- В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! - страдальчески выкрикнул Затворник. - Было бы где лучше, неужели б я с вами тут о жизни беседовал?
- И товарищ ваш таких же взглядов? - спросил голос. - Чего он в землю-то смотрит?
Шестипалый поднял глаза - до этого он смотрел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, - и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним - один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.
- Это вы оттого такие невеселые, кореша, - неожиданно дружелюбно сказал тот, - что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что... И, знаете, работа спасает.
И на той же интонации добавил:
- Взять их.
По толпе прошло движение, и Затворник с Шестипалым оказались немедленно стиснутыми со всех четырех сторон.
- Да плевали мы на вас, - так же дружелюбно сказал Затворник. - Куда вы нас возьмете? Некуда вам нас взять. Ну, прогоните еще раз. Через Стену Мира, как говорится, не перебросишь...
Тут на лице Затворника изобразилось смятение, а толстолицый высоко поднял веки - их глаза встретились.
- А ведь интересная задумка. Такого у нас еще не было. Конечно, есть такое выражение, но ведь воля народа сильнее пословицы.
Видимо, эта мысль восхитила его. Он повернулся и скомандовал:
- Внимание! Строимся! Сейчас у нас будет незапланированное мероприятие.
Прошло не так уж много времени между моментом, когда толстолицый скомандовал построение, и моментом, когда процессия, в центре которой вели Затворника и Шестипалого, приблизилась к Стене Мира.
Процессия была впечатляющей. Первым в ней шел толстолицый, за ним - двое назначенных старушками-матерями (никто, включая толстолицего, не знал, что это такое, - просто была такая традиция), которые сквозь слезы выкрикивали обидные слова Затворнику и Шестипалому, оплакивая и проклиная их одновременно, затем вели самих преступников, и замыкала шествие толпа народной массы.
- Итак, - сказал толстолицый, когда процессия остановилась, - пришел пугающий миг воздаяния. Я думаю, братки, что все мы зажмуримся, когда эти два отщепенца исчезнут в небытии, не так ли? И пусть это волнующее событие послужит красивым уроком всем нам, народу. Громче рыдайте, матери!
Старушки-матери повалились на землю и залились таким горестным плачем, что многие из присутствующих тоже начали отворачиваться и сглатывать; но, извиваясь в забрызганной слезами пыли, матери иногда вдруг вскакивали и сверкая глазами бросали Затворнику и Шестипалому неопровержимые ужасные обвинения, после чего обессиленно падали назад.
- Итак, - сказал через некоторое время толстолицый, - раскаялись ли вы? Устыдили ли вас слезы матерей?
- Еще бы, - ответил Затворник, озабоченно наблюдавший то за церемонией, то за какими-то небесными телами, - а как вы нас перебрасывать хотите?
Толстолицый задумался. Старушки-матери тоже замолчали, потом одна из них поднялась из пыли, отряхнулась и сказала:
- Насыпь?
- Насыпь, - сказал Затворник, - это затмений пять займет. А нам уже давно не терпится спрятать наш разоблаченный позор в пустоте.
Толстолицый, лукаво прищурившись, глянул на Затворника и одобрительно кивнул.
- Понимают, - сказал он кому-то из своих, - только притворяются. Спроси, может, они сами что предложат?
Через несколько минут почти до самого края Стены Мира поднялась живая пирамида. Те, кто стоял наверху, жмурились и прятали лица, чтобы, не дай Бог, не заглянуть туда, где все кончается.
- Наверх, - скомандовал кто-то Затворнику и Шестипалому, и они, поддерживая друг друга, пошли по шаткой веренице плеч и спин к терявшемуся в высоте краю стены.
С высоты был виден весь притихший социум, внимательно следивший издали за происходящим, были видны некоторые незаметные до этого детали неба и толстый шланг, спускавшийся к кормушке-поилке из бесконечности, - отсюда он казался не таким уж и величественным, как с земли. Легко, будто на кочку, вспрыгнув на край Стены Мира, Затворник помог Шестипалому сесть рядом и закричал вниз:
- Порядок!
От его крика кто-то в живой пирамиде потерял равновесие, она несколько раз покачнулась и развалилась - все попадали вниз, под основание стены, но никто, слава Богу, не пострадал.
Вцепившись в холодную жесть борта, Шестипалый вглядывался в крохотные задранные лица, в серо-коричневые пространства своей родины; глядел на тот ее угол, где на Стене Мира было большое зеленое пятно и где прошло его детство. "Я больше никогда этого не увижу", - подумал он, и хоть особого желания увидеть все это когда-нибудь еще у него не было, горло все равно сводило. Он прижал к боку маленький кусочек земли с прилипшей соломинкой и размышлял о том, как быстро и необратимо меняется все в его жизни.
- Прощайте, сынки родимые! - закричали снизу старушки-матери, земно поклонились и принялись рыдая швырять вверх тяжелые куски торфа.
Затворник приподнялся на цыпочки и громко закричал:

Знал я всегда,
что покину
этот безжалостный мир...

Тут в него угодил большой кусок торфа, и он, растопырив руки и ноги, полетел вниз. Шестипалый последний раз оглядел все оставшееся внизу и заметил, что кто-то из далекой толпы прощально машет ему, - тогда он помахал в ответ. Потом он зажмурился и шагнул назад.
Несколько секунд он беспорядочно крутился в пустоте, а потом вдруг больно ударился обо что-то твердое и открыл глаза. Он лежал на черной блестящей поверхности из незнакомого материала; вверх уходила Стена Мира - точно такая же, как если смотреть на нее с той стороны, а рядом с ним, вытянув руку к стене, стоял Затворник. Он договаривал свое стихотворение:

Но что так это будет,
не думал...

Потом он повернулся к Шестипалому и коротким жестом велел ему встать на ноги.

Добавлено (29.11.2007, 17:27)
---------------------------------------------
4

Теперь, когда они шли по гигантской черной ленте, Шестипалый видел, что Затворник сказал ему правду. Действительно, мир, который они покинули, медленно двигался вместе с этой лентой относительно других неподвижных космических объектов, природы которых Шестипалый не понимал, а светила были неподвижными - стоило сойти с черной ленты, и все стало ясно. Сейчас оставленный ими мир медленно подъезжал к зеленым стальным воротам, под которые уходила лента. Затворник сказал, что это и есть вход в Цех номер один. Странно, но Шестипалый совершенно не был поражен величием заполняющих вселенную объектов - наоборот, в нем скорее проснулось чувство легкого раздражения. "И это все?" - брезгливо думал он. Вдали были видны два мира, подобных тому, который они оставили, - они тоже двигались вместе с черной лентой и выглядели отсюда довольно убого. Сначала Шестипалый думал, что они с Затворником направляются к другому миру, но на полпути Затворник вдруг велел ему прыгать с неподвижного бордюра вдоль ленты, по которому они шли, вниз, в темную бездонную щель.
- Там мягко, - сказал он Шестипалому, но тот шагнул назад и отрицательно покачал головой. Тогда Затворник молча прыгнул вниз, и Шестипалому ничего не оставалось, как последовать за ним.
На этот раз он чуть не расшибся о холодную каменную поверхность, выложенную большими коричневыми плитами, - они тянулись до горизонта, и выглядело все это очень красиво.
- Что это? - спросил Шестипалый.
- Кафель, - ответил Затворник непонятным словом и сменил тему. - Скоро начнется ночь, - сказал он, - а нам надо дойти вон до тех мест. Часть дороги придется пройти в темноте.
Затворник выглядел всерьез озабоченным. Шестипалый поглядел в указанном направлении и увидел далекие кубические скалы нежно-желтого цвета (Затворник сказал, что они называются "ящики"): их было очень много, и между ними виднелись пустые пространства, усыпанные горами светлой стружки, - издали все это походило на пейзаж из счастливого детского сна.
- Пошли, - сказал Затворник и быстрым шагом двинулся вперед.
- Слушай, - спросил Шестипалый, скользя по кафелю рядом, - а как ты узнаешь, когда наступит ночь?
- По часам, - ответил Затворник. - Это одно из небесных тел. Сейчас оно справа и наверху - вон тот диск с черными зигзагами.
Шестипалый посмотрел на довольно знакомую, хоть и не привлекавшую никогда его особого внимания деталь небесного свода.
- Когда часть этих черных линий приходит в особое положение, о котором я расскажу тебе как-нибудь потом, свет гаснет, - сказал Затворник. - Это случится вот-вот. Считай до десяти.
- Раз, два, - начал Шестипалый, и вдруг стало темно.
- Не отставай от меня, - сказал Затворник, - потеряешься.
Он мог бы этого не говорить - Шестипалый чуть не наступал ему на пятки. Единственным источником света во вселенной остался косой желтый луч, падавший из-под зеленых ворот Цеха номер один. Место, куда направлялись Затворник с Шестипалым, находилось совсем недалеко от этих ворот, но, по уверениям Затворника, было самым безопасным.
Видно осталось только далекую желтую полосу под воротами да несколько плит вокруг. Шестипалый впал в странное состояние. Ему стало казаться, что темнота сжимает их с Затворником так же, как недавно сжимала толпа. Отовсюду исходила опасность, и Шестипалый ощущал ее всей кожей как дующий со всех сторон одновременно сквозняк. Когда становилось совсем невмоготу от страха, он поднимал взгляд с наплывающих кафельных плит на яркую полоску света впереди, и тогда вспоминался социум, который издалека выглядел почти так же. Ему представлялось, что они идут в царство каких-то огненных духов, и он уже собирался сказать об этом Затворнику, когда тот вдруг остановился и поднял руку.
- Тихо, - сказал он, - крысы. Справа от нас.
Бежать было некуда - вокруг во все стороны простиралось одинаковое кафельное пространство, а полоса впереди была еще слишком далеко. Затворник повернулся вправо и принял странную позу, велев Шестипалому спрятаться за его спиной, что тот и выполнил с удивительной скоростью и охотой.
Сначала он ничего не замечал, а потом ощутил скорее, чем увидел, движение большого быстрого тела в темноте. Оно остановилось точно на границе видимости.
- Она ждет, - тихо сказал Затворник, - как мы поступим дальше. Стоит нам сделать хоть шаг, и она кинется на нас.
- Ага, кинусь, - сказала крыса, выходя из темноты. - Как комок зла и ярости. Как истинное порождение ночи.
- Ух, - вздохнул Затворник. - Одноглазка. А я уж думал, что мы правда влипли. Знакомьтесь.
Шестипалый недоверчиво поглядел на умную коническую морду с длинными усами и двумя черными бусинками глаз.
- Одноглазка, - сказала крыса и вильнула неприлично голым хвостом.
- Шестипалый, - представился Шестипалый и спросил: - А почему ты Одноглазка, если у тебя оба глаза в порядке?
- А у меня третий глаз раскрыт, - сказала Одноглазка, - а он один. В каком-то смысле все, у кого третий глаз раскрыт, одноглазые.
- А что такое... - начал Шестипалый, но Затворник не дал ему договорить.
- Не пройтись ли нам, - галантно предложил он Одноглазке, - вон до тех ящиков? Ночная дорога скучна, если рядом нет собеседника.
Шестипалый очень обиделся.
- Пойдем, - согласилась Одноглазка и, повернувшись к Шестипалому боком (только теперь он разглядел ее огромное мускулистое тело), затрусила рядом с Затворником, которому, чтобы поспеть, приходилось идти очень быстро. Шестипалый бежал сзади, поглядывая на лапы Одноглазки и на перекатывающиеся под ее шкурой мышцы, думал о том, чем могла бы закончиться эта встреча, не окажись Одноглазка знакомой Затворника, и изо всех сил старался не наступить ей на хвост. Судя по тому, как быстро их беседа стала походить на продолжение какого-то давнего разговора, они были старыми приятелями.
- Свобода? Господи, да что это такое? - спрашивала Одноглазка и смеялась. - Это когда ты в смятении и одиночестве бегаешь по всему комбинату, в десятый или в какой там уже раз увернувшись от ножа? Это и есть свобода?
- Ты опять все подменяешь, - отвечал Затворник. - Это только поиски свободы. Я никогда не соглашусь с той инфернальной картиной мира, в которую ты веришь. Наверное, это у тебя оттого, что ты чувствуешь себя чужой в этой вселенной, созданной для нас.
- А крысы верят, что она создана для нас. Я это не к тому, что я согласна с ними. Прав, конечно, ты, но только не до конца и не в самом главном. Ты говоришь, что эта вселенная создана для вас? Нет, она создана из-за вас, но не для вас. Понимаешь?
Затворник опустил голову и некоторое время шел молча.
- Ладно, - сказала Одноглазка. - Я ведь попрощаться. Правда, думала, что ты появишься чуть позже, - но все-таки встретились. Завтра я ухожу.
- Куда?
- За границы всего, о чем только можно говорить. Одна из старых нор вывела меня в пустую бетонную трубу, которая уходит так далеко, что об этом даже трудно подумать. Я встретила там несколько крыс - они говорят, что эта труба уходит все глубже и глубже и там, далеко внизу, выводит в другую вселенную, где живут только самцы богов в одинаковой зеленой одежде. Они совершают сложные манипуляции вокруг огромных идолов, стоящих в гигантских шахтах.
Одноглазка притормозила.
- Отсюда мне направо, - сказала она. - Так вот, еда там такая - не расскажешь. А эта вселенная могла бы поместиться в одной тамошней шахте. Слушай, а хочешь со мной?
- Нет, - ответил Затворник, - вниз - это не наш путь.
Кажется, в первый раз за все время разговора он вспомнил о Шестипалом.
- Ну что ж, - сказала Одноглазка, - тогда я хочу пожелать тебе успеха на твоем пути, каким бы он ни был. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю.
- Я тоже очень тебя люблю, Одноглазка, - сказал Затворник, - и надеюсь, что мысль о тебе поддержит меня. Удачи тебе.
- Прощай, - сказала Одноглазка, кивнула Шестипалому и исчезла в темноте так же мгновенно, как раньше появилась.
Остаток пути Затворник и Шестипалый прошли молча. Добравшись до ящиков, они пересекли несколько гор стружки и наконец достигли цели. Это была слабо озаренная светом из-под ворот Цеха номер один ямка в стружках, в которой лежала куча мягких и длинных тряпок. Рядом, у стены, возвышалась огромная ребристая конструкция, про которую Затворник сказал, что когда-то она излучала так много тепла, что к ней трудно было даже приблизиться. Затворник был в заметно плохом настроении. Он копошился в тряпках, устраиваясь на ночь, и Шестипалый решил не приставать к нему с разговорами, тем более что сам хотел спать. Кое-как завернувшись в тряпки, он забылся.
Разбудил его далекий скрежет, стук стали по дереву и крики, полные такой невыразимой безнадежности, что он сразу кинулся к Затворнику.
- Что это?
- Твой мир проходит через решительный этап, - ответил Затворник.
- ???
- Смерть пришла, - просто сказал Затворник, отвернулся, натянул на себя тряпку и уснул.

5

Проснувшись, Затворник поглядел на трясущегося в углу заплаканного Шестипалого, хмыкнул и стал рыться в тряпках. Скоро он достал оттуда штук десять одинаковых железных предметов, похожих на обрезки толстой шестигранной трубы.
- Гляди, - ск

Добавлено (29.11.2007, 19:04)
---------------------------------------------
Жихаръ, согласен!